Лития на месте гибели сапёров. Девять сапёров, защитников Пушкина, навеки сторожат его покой в Святых Горах. Близ «милого предела». Статья Ларисы Черкашиной
Близ «милого предела»
Девять сапёров, защитников Пушкина, навеки сторожат его покой в Святых Горах
Лариса Черкашина
Знать бы недавним школьникам, которые на уроках литературы декламировали бессмертные пушкинские строки, что им и самим предстоит вскоре уйти в бессмертие. И навечно упокоиться рядом с российским гением. В братской могиле, у стен Святогорского монастыря, легли парни из Тамбова и Архангельска, с Урала и Подмосковья… Словно посланцы всей России. Саперы сторожат его покой с того, самого последнего в их жизни июльского дня 1944-го. Старшему из них исполнилось двадцать шесть, младшему – восемнадцать…
Не только могила поэта, но и поля и нивы, некогда воспетые им, являли собой огромное минное поле, поле смерти. И на давний поэтический вопрос: «О, поле, поле, кто тебя усеял мёртвыми костями…?» – ответ в 1944-м звучал, как выстрел. Гитлеровцы. Тысячи мин предстояло извлечь советским сапёрам!
Само название «сапёр» возникло в семнадцатом столетии, – тогда этим словом называли людей, которые совершали подкопы (сапы) под вражеские стены крепостей, дабы затем взорвать их.
Сапёры – это всегда игра со смертью. Но ставка этой безумной игры – жизнь. Чаще – своя, потерянная, но ценой спасения многих других, чужих и неведомых.
Всё объясняющий документ военного времени. Из доклада Чрезвычайной Государственной Комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков (30 августа 1944 года):
«Кощунственное отношение немцев к национальным святыням русского народа ярче всего обнаруживается в надругательстве и осквернении могилы Пушкина. Стремясь охранить Пушкинский Заповедник от опасности разрушения, части Красной армии оставили этот район без боев и отошли к Новоржеву. Несмотря на это, 2 июля 1941 года немцы подвергли бомбардировке Святогорский монастырь, у стен которого находится могила Пушкина».
Близ «милого предела»
Ровно за столетие до той варварской бомбардировки князь Пётр Вяземский посетил могилу друга: «Я провёл нынешнюю осенью несколько приятных и сладостно-грустных дней в Михайловском, где все так исполнено “Онегиным” и Пушкиным. Память о нем свежа и жива в той стороне. Я два раза был на могиле его, и каждый раз встречал при ней мужиков и простолюдинов с женами и детьми, толкующих о Пушкине».
Святые Горы стали последним пристанищем и для родных поэта: бабушки Марьи Алексеевны, деда Осипа Абрамовича, родителей – Надежды Осиповны и Сергея Львовича, младшего брата Платона.
Место это и в самом деле святое, свидетельством чему летопись безымянного монаха древней обители, именуемая «Повестью о явлении чудотворных икон Пресвятыя нашей Богородицы и Приснодевы Марии во области града Пскова на Синичьи горе, иже ныне зовома Святая гора».
Неброская красота и святость этого уголка сослужили добрую службу и самому поэту, и русской поэзии. В Святогорском монастыре, безмолвном свидетеле Смутного времени, стали являться Пушкину тени его знаменитых предков, царя Бориса, – здесь, в его мрачных кельях, поэт пережил счастливейшие часы божественного озарения.
Весной 1836 года, когда у стен Святогорского монастыря Пушкин хоронил мать, он внес денежный залог в монастырскую казну за место своего будущего упокоения. Тайным промыслом заповедные Святые Горы обратились последним «милым пределом» поэта: там, на вершине Синичьего холма, у стен Успенского собора – могила Пушкина, ставшая святыней для многих-многих паломников.
Спустя полгода после смерти поэта, летом 1837-го, Николай Языков вопрошал его приятеля Алексея Вульфа: «Где ты теперь находишься? Там, где мы некогда гуляли вместе с нашим бессмертным Пушкиным?.. Его губил и погубил большой свет – в котором не житье поэтам! Поклонись за меня его праху, когда будешь в Святогорском монастыре».
В соборной Успенской церкви Наталия Пушкина, вдова поэта, заказывала панихиды по погибшему мужу, она же установила на его могиле мраморный памятник-надгробие.
Счастлив, чей хладный мрамор«Через четыре года после смерти Пушкина на могиле поэта вместо деревянного креста был поставлен мраморный монумент.
Согрет ее дыханием небесным
И окроплен любви ее слезами…
Пушкина хоронили дважды. Первый раз его хоронил А.И. Тургенев. Второй раз Наталия Николаевна и дети – в 1841 году…» – отметил летописец и хранитель Пушкиногорья Семён Степанович Гейченко.
В конце 1839 года известному тогда петербургскому мастеру Александру Пермагорову был заказан памятник-надгробие. Вдова поэта приезжала в мастерскую скульптора посмотреть памятник, и одобрила работу. Во всех хлопотах, от прошения даровать высочайшее дозволение на сооружение памятника на могиле поэта до его установки, Наталия Николаевна принимала самое деятельное и горячее участие. Она исполнила свой долг, и помогли ей в том почитатели гения, его друзья.
«Моё пребывание в Михайловском, которое вам уже известно, – писала вдова поэта одному из его друзей, – доставило мне утешение исполнить сердечный обет, давно мною предпринятый. Могила мужа моего находится на тихом уединённом месте…».
Без креста
Весной 1943-го место это перестало быть тихим. В марте того военного года, когда фронт ещё не подошел к Пушкиногорью, немцы дважды подрывали старинный, помнивший достославные времена Ивана Грозного, Успенский собор.
По свидетельству местного священника Дмитриева, после второго взрыва крест с соборного купола рухнул; сам же купол изуродован немецким артиллерийским снарядом; монастырская колокольня обрушилась, древний массивный колокол разбит вдребезги. В пламени огня исчезли старая Никольская церковь, трапезная, кельи… Монастырские ворота искорежены немецким снарядом, с них сбита надвратная икона.
Много позже, в Нюрнберге, нацистским главарям предъявят обвинение и в разрушении одной из российских святынь – Пушкинских Гор…
Памятник на могиле поэта качнулся и отклонился в сторону, – ведь сам Синичий холм из-за взрывов фугасных бомб, «заботливо» приготовленных гитлеровцами, стал оползать.
Известно, что во всё время оккупации при могиле поэта находился сторож Харитонов, а в конце февраля 1944 года он был выселен из Пушкинских Гор. Когда сторожу, всего на день, чудом удалось вернуться в монастырь, его взору предстала странная картина: памятник был грубо обшит досками. Уже после стала понятной «военная хитрость» немцев – неуклюжая попытка скрыть минирование.
Но саму могилу Пушкина нацисты заминировали изощрённейшим образом, – саперам предстояло извлечь противотанковые мины незнаемого прежде образца.. Каждая из мин, начиненная килограммами тротила, была снабжена пятью взрывателями, довольно хитроумными, – некоторые же устройства разрядить было невозможно. И на языке сапёров назывались они «неизвлекаемыми»...
Слово очевидцу – поэту Николаю Тихонову: «Пушкинские места я увидел, когда они были только что освобождены. Печать разорения лежала на них. Мимо Святогорского монастыря шли на фронт машины. У монастыря они обязательно останавливались, командиры и бойцы подымались по лестнице наверх, к могиле Пушкина. Всегда среди приехавших находился человек, который произносил краткое слово. Эта встреча с Пушкиным людей, спешивших на фронт, который ушел за Речицу, производила большое впечатление».
Рядом с монастырем, мимо которого по Новоржевскому шоссе шли на запад советские войска, кто-то из бойцов установил самодельный плакат: «Могила А.С. Пушкина здесь! Отомстим за нашего Пушкина!».
Весь этот порыв народной любви сумел запечатлеть на кинопленку фронтовой кинооператор: «Нескончаемой вереницей шли офицеры и солдаты мимо священной могилы. Многие склоняли колени перед памятником, другие целовали мраморные плиты, третьи выкрикивали гневные слова мщения врагу. Вот это я зафиксировал на свою плёнку».
Вынужденные отступать немцы рассчитали верно: советские солдаты непременно придут на могилу Пушкина поклониться праху любимого поэта, и вот тут-то прогремит мощный взрыв! Случилось по-иному.
Фронтовая хроника
Пушкинские Горы оказались на линии огня – именно через этот заповедный уголок проходила мощная полоса гитлеровской обороны, линия «Пантера». В марте 1944-го советские войска предприняли контрнаступление. Попытка оказалась неудачной, и в апреле нашей армии пришлось держать оборону. Немцы дрались фанатично, – всеми силами пытаясь удержать стратегически важный плацдарм: ворота в Прибалтику. В начале июля стало ясно: придётся отступать, плацдарм им не сдержать, и тогда явился иезуитский замысел – заминировать Пушкинские Горы.
12 июля 1944 года Пушкинский заповедник был полностью освобожден от немцев. Его бессменный директор и хранитель, «Домовой», как в шутку называл себя сам Семён Гейченко, привёл в своей книге рассказ фронтового кинооператора Дементьева: «Одними из первых после изгнания из поселка немцев я и мой партнёр – кинооператор Масленников – вошли мы в ограду Святогорского монастыря. За нами направлялась в монастырь группа сапёров. Центральная лестница, ведущая к верхней церкви, была сильно разрушена взрывами и предельно захламлена. Кругом громоздились кучи щебня, кирпича, мусора и огромных камней от взорванной ограды. Там и сям валялись исковерканные предметы церковной утвари – подсвечники, паникадила, осколки медных колоколов, вороха бумажных листов вперемежку с немецкими боеприпасами. Из алтарных окон торчали дула вражеских пулеметов и противотанковых ружей. Подошедшие сапёры быстро проложили проход по лестнице, и мы вскарабкались на верхнюю площадку холма, чтобы увидеть поскорее могилу А.С. Пушкина.
Памятник Пушкину оказался наспех заколоченным старыми досками, по-видимому, снятыми немцами с полов самой церкви. Сапёры-офицеры и солдаты стали быстро расшивать монумент. За обшивкой его было обнаружено большое количество противотанковых и пехотных мин затяжного действия. Вот этот момент обнаружения мин и изъятия их с могилы Пушкина и был тем первым эпизодом, который я начал снимать в Пушкинском заповеднике.
По нашим пятам, вслед за головной группой сапёров, в монастырь пришла новая большая группа саперов. Они стали прочесывать щупами и миноискателями всю горку, на которой стоят церковь и могила Александра Сергеевича. Буквально в каждом метре земли сапёры находили заложенные немцами мины и фугасы. Они были заложены и в стены древнего собора, и в кладку монастырской ограды, и под ступени лестницы. Фугасы огромной силы были заложены в шоссе на повороте дороги вдоль ограды».
Из доклада Чрезвычайной Государственной Комиссии:
«…Фугас огромной силы был заложен на дороге с восточной стороны, у подножия могилы Пушкина: немцы прорыли специальный туннель, протяжением в 20 метров, тщательно замаскированный, в который были заложены специальные мины и 10 авиабомб по 120 килограммов каждая. Взорвать его немцы не успели ввиду стремительного наступления Красной армии...».
И далее в докладе отмечено: «Оккупанты хорошо знали, что, войдя в Пушкинские Горы, бойцы и офицеры Красной армии, прежде всего, посетят могилу поэта, и потому немцы превратили ее в западню для патриотов. На территории монастыря и в близлежащей местности обнаружено и извлечено советскими сапёрами подразделений Смирнова и Сачкевиуса до трёх тысяч мин...».
«Сапёр» по кличке Джерик
Яркий и бесхитростный рассказ Анатолия Худышева, одного из тех, кто разминировал могилу поэта: «Когда наши войска освободили Святые Горы, то сапёрам было поручено разминировать Святогорский монастырь.
И вот мы с собаками сначала прошлись по двору, затем по кельям – нашли и обезвредили несколько мин-ловушек. Потом зашли в церковь, где отпевали Пушкина. Саперы продолжили тщательный осмотр помещений церкви и местности около неё, а я с сержантом и своим товарищем по училищу Сеньковым вместе с нашими собаками прошли к могиле Пушкина. Мой Джерик (так звали мою собаку, натренированную на запах тола в минах) забежал вперёд и уселся у могилы.
Как не стыдно! – пожурил я его. – Уселся прямо на могилу великого поэта.
Начал его звать. Он не слушается. Позвал построже. Он прибежал, стал около меня. Сержант заподозрил неладное. Говорит: "Давай пустим собак. Нет ли там мин?". Мы пустили. Собака Сенькова побегала и вернулась, а мой Джерик опять уселся рядом с могилой.
Я осторожно подхожу к нему и начинаю металлическим щупом пробовать землю, и действительно, щуп натыкается на железо. Начал сапёрной лопаткой снимать почву, а дерн рыхлый, легко снимается. Значит мина! Осторожно нащупываю её, обхожу по контуру. Большая мина, круглая, противотанковая (в ней 5 килограмм тротила). Подкапываю скребком и руками освобождаю землю вокруг. Проверяю, нет ли бокового ударника, который проволочкой закреплён. Нет. Прощупываю скребком под миной, нет ли ударника на неизвлекаемость, с пружиной такой особенной – как поднимешь мину, пружинка распрямляется – и взрыв! Нет, мина без "сюрпризов". Но под миной ещё что-то есть. Снимаю её, укладываю в сторонке, а под ней вторая, для усиления, такая же. Потом проверили соседние могилы: Ганнибалов и Пушкиных. И там тоже нашли такую же мину».
Удача в сапёрном деле – гостья нередкая. Но и трагедии не всегда удаётся избежать…
Девятеро смелых
Солнечный день – тринадцатое июля 1944 года – оказался последним для девяти сапёров 12-й инженерно-саперной Рижской Краснознаменной ордена Кутузова бригады. Вот их имена.
Двадцатилетний старший лейтенант Владимир Кононов. Родом из Архангельской области. На фронте с сентября 1941-го. Воевал на Западном, Брянском, Ленинградском фронтах.
Строки из его наградного листа: «Под сильным ружейно-пулемётным огнем в районе деревни Тараканово руководил группами разграждения и в чрезвычайно трудных условиях проделал 8 проходов в проволочных заграждениях противника шириной по 12 метров и 8 проходов в минных полях, сняв 72 мины».
За два месяца до гибели командир взвода старший лейтенант Владимир Кононов удостоен ордена Красной Звезды.
Лейтенант Сергей Покидов на фронте с первого дня войны. Сражался за Сталинград, был дважды ранен. Награждён медалью «За оборону Сталинграда», представлен к ордену Красной Звезды. Родом из Тамбовской области, как и его земляки: старший сержант Иван Комбаров и рядовой Иван Ярцев. Лейтенант был старшим среди товарищей-сапёров, и, верно, самым опытным, ведь ему исполнилось двадцать шесть…
Старший сержант Михаил Казаков – уроженец подмосковного Раменского, старший сержант Николай Акулов – родом из Коломны, ефрейтор Виталий Тренов – из Костромской области, рядовой Иван Травин – из Ивановской, рядовой Егор Козлов, уралец, – из Челябинской. Известно, что самым молодым среди погибших был Виталий Тренов, – ему исполнилось лишь восемнадцать.
И пусть у гробового входа
Младая будет жизнь играть,
И равнодушная природа
Красою вечною сиять.
Что же случилось в тот роковой июльский день, отнявший разом «младые жизни» девятерых сапёров и покалечивший более двадцати их товарищей?
Работа сапёров требует сверхточности и сверхосторожности. Вот что вспоминал капитан Казаков, командир первой роты инженерно-саперного батальона: «Сапёры разбирали кладку монастыря, на вид свежеуложенную. В стене оказался заряд тола весом 250 кг с часовым механизмом. Под половицей обнаружили противотанковую мину, потом еще одну. У могилы Пушкина обнаружили противотанковые мины с "сюрпризом". В верхней мине был установлен химический взрыватель, срабатывающий через определенное время, а под ней вторая мина с взрывателем натяжного действия». Фашистский «секрет» был вовремя разгадан.
Тем июльским днем сапёрам предстояло обнаружить и обезвредить шестьсот немецких мин на двух минных полях, предназначенных для выведения из строя советских танков. Мины несли заряды не обезвреживаемого типа, – бойцы столкнулись с такой «новинкой» впервые.
Вечером того июльского дня бойцы роты капитана Казакова собрались у пруда, за монастырскими стенами. Кратковременная передышка после многотрудного дня, и время солдатского ужина. Кто-то из бойцов радостно объявил товарищам, что разгадал-таки хитроумный секрет немецких мин, и решил тут же наглядно показать, как это делается. Открытия не случилось – прогремел страшный взрыв…
Что стало причиной трагедии – всемогущий случай или роковая ошибка?! Но, как известно, – сапёр ошибается лишь однажды… Командирские часы капитана Казакова содрогнулись от взрыва и замерли на отметке – шесть. Шесть часов вечера.
…Минут десятилетия, и один из тех, кто разминировал пушкинский некрополь, боец Андрей Новиков будет вспоминать, как перед выходом на задание, сапёры давали клятву Пушкину, начинавшуюся так:
Сегодня на рассвете в грохоте, в огне…
Безымянный поэт, автор той солдатской, исполненной мистики клятвы, словно сумел заглянуть в будущее, – такое близкое и такое страшное. Только случившееся не на рассвете, а вечером того дня…
И вновь рассказ фронтового кинооператора:
«…Перед памятником Пушкина я снял ещё один очень выразительный и торжественный момент. Группа офицеров одного из полков с развернутым полковым знаменем взошла на могилу поэта – и склонила к памятнику знамя. Коленопреклоненные воины произносили пламенные слова клятвы мщения врагу – "за израненную Родину и за поруганного Пушкина!"».
Спустя семь десятилетий Святогорский монастырь встречал не только былых освободителей и гостей, но и многих кино- и телеоператоров, стремившихся запечатлеть значимое событие. В тот погожий день у подножия монастырской лестницы, со сглаженными веками каменными ступенями, открывали с воинскими почестями памятную доску: «13 июля 1944 г. при разминировании Святогорского монастыря и могилы А.С. Пушкина погибли сапёры 12-й инженерной бригады РВГК. Вечная память героям!».
Погибшие сапёры названы поименно. Все они навек упокоились в братской могиле близ монастырских стен, на месте взорванной Пятницкой церкви. Война для них, девятерых, окончилась как неожиданно, так и мгновенно. Но имена их вплелись в бессмертный венок на пушкинской могиле.
…А я, забыв могильный сон,
Взойду невидимо и сяду между вами,
И сам заслушаюсь, и вашими слезами
Упьюсь… и, может быть, утешен буду я
Любовью…
Постскриптум
«Ведь Пушкина убили, потому что своей смертью он никогда бы не умер, жил бы вечно…» – веровала Марина Цветаева. Пытались убить и саму память о нём – нацисты задумали сравнять с землёй Святогорский монастырь, взорвать могилу поэта. Но мыслимо ли разрушить памятник, сотворённый из самого прочного в мире материала – народной любви?!
Интернет-газета "Столетие"